Он вошёл, наконец, в деревню. Ватага незнакомых ребят следовала за ним по пятам; они гикали и указывали пальцами на его белую бороду. Собаки — но и среди них не было ни одной старой знакомой — бросались на него, надрываясь от лая. Да и деревня тоже переменилась — она разрослась и сделалась многолюдней. Перед ним тянулись ряды домов, которых он прежде не видел, а между тем хорошо известные ему домики исчезли бесследно. Чужие имена на дверях, чужие лица в окнах — всё стало чужое. Было от чего потерять голову; Рип начал подумывать, уж не попали ли под власти колдовских чар он сам и весь окружающий мир. Конечно — и в этом не могло быть сомнений — пред ним была родная деревня, которую он покинул только вчера. Там высятся Каатскильские горы, вдалеке серебрится быстрый Гудзон, а вот — те же холмы и долины, которые были тут испокон веков. Рип не на шутку смешался. «Вчерашний кубок, — подумал он, — задурил мне, видимо, голову»,
Вашингтон Ирвинг, «Рип ван Винкль»
Это про Шута Таро Рэкхема.
Такие дела: насколько я разочаровалась в прошлом году Йоном Бауэром (точнее, колодой его имени), настолько сейчас очаровалась Рэкхемом (точнее, колодой его имени))) от Аввалон-ЛоСкарабео.
Почему сравниваю: чем-то они похожи))) И эпохой соприкасаются — по крайней мере, оба оказались на рубеже веков (Йон Бауэр 1882‒1918, Артур Рэкхем 1867‒1939), и планида одна — иллюстраторская, оба больше рисовальщики, чем живописцы (хотя и живописные полотна в их творческом наследии попадаются), и в стилевом отношении одно перекликается с другим.
В случае Рэкхема, который «нарисовал» всю детскую английскую классику народные и авторские сказки), а также сказочную немецкую классику, а также сказки Шарля Перро, а также шекспировский «Сон в летнюю ночь» и «Бурю», и «Песнь о нибелунгах», и «Ундину», стиль этот именуется victorian faery painting. И сначала, в первой половине XIX века, она была именно painting, то есть живопись, а во второй половине столетия «переехала» на страницы книг и превратилась в графику и иллюстрацию. Истоки этого направления — в установившемся в английской культуре того времени господстве романтизма и интересе к фольклору Британских островов. Фэйри-фэйри, сказочный народец, свободная страна, где всё естественно — в отличие от закованной в броню чопорности «наземной» жизни. Эту фэйри-живопись называли ещё «бунтом против настоящего»: тут, в миру, у нас (точнее, у них) промышленная революция и королева Виктория (она взошла на престол в 1837 году), изменение социального устройства в связи с изменением характера производства, буржуазия, рабочий класс, механизмы, «панцирная» мораль, — а в сказках у нас (у них) чудеса и разные феечки, прекрасные девы, волшебные леса, боги повсюду и явственно слышащий голос природы человек. Разделение единого целого — человеческого — становится более явным: на один полюс «сбегается» научно-техническое, автоматизированное, аналитическое, на другой — мифологическое, душевное, синтетическое, натуральное и природное.
Чем более душно в городе, тем больше хочется в лес.
А ещё в то время получили распространение опиаты (-:
Рэкхем впечатляет и сейчас. Тим Бёртон вот так впечатлился, что купил дом Рэкхема, а Гильермо дель Торо «срисовал» с него свой «Лабиринт фавна».
Нежная душа, ткани и полотна, женственность, воздушность, волшебство.
И очень приглушённые, деликатные цвета. Говорят, это супруга Рэкхема, Эдит Старки, проявила твёрдость характера и буквально натаскала его на то, чтобы более тщательно работать с градациями одного и того же цвета. Супругу он встретил в 1900 году. И примерно тогда же, в самом начале столетия, начинается его активная и плодотворная иллюстраторская карьера. (Даже неловко прикручивать к такому восхитительному творчеству такое практичное понятие карьеры, но Рэкхем действительно был успешен и востребован.)
Примерно в то же время, в начале ХХ века, появляется новый специфический формат печатной продукции — книги малого тиража и тщательно проиллюстрированные, хорошо изданные. Первый подобный опыт Рэкхема случился с новеллой Вашингтона Ирвинга «Рип ван Винкль»: 51 иллюстрация к сюжету о заснувшем человеке.
В 1900 он иллюстрирует сказки братьев Гримм.
Первая повесть Джеймса Мэтью Барри о Питере Пэне — «Питер Пэн в Кенсингтонском саду», — проиллюстрированная Рэкхемом, произвела ошеломительный эффект и стала «выдающейся рождественской подарочной книгой 1906 года».
В 1907 Рэкхем нарисовал «Алису в Стране чудес». Именно благодаря ему Алиса из сугубо викторианской барышни превратилась в барышню-модерн, хотя «первыми» в списке иллюстраторских работ к этой книге считаются иллюстрации Тэнниэла.
В 1908 году вышла The Arthur Rackham Fairy Book («Книга фей Артура Рэкхема»).
В 1909 он проиллюстрировал «Ундину» — сказочную повесть немецкого романтика Фридриха де ла Мотт Фуке. Его «немецкие» работы — кроме «Ундины», «Золото Рейна и Валькирия» и «Кольца нибелунгов» Вагнера и сказки братьев Гримм — считаются наиболее филигранными и атмосферными.
В 1910 «хроникёр» Нарнии Клайв Стейплз Люис назовёт цикл иллюстраций Рэкхема к «Кольцу нибелунгов» «ожившей музыкой, повергшей меня в глубины моего восторга» (красиво-то как, божечки!).
В 1914 у Рэкхема состоялась персональная выставка в Лувре.
Всё это звучит как нечто нереальное.
После Первой мировой войны он проиллюстрировал басни Эзопа, сказки Перро, «Бурю» Шекспира, английские волшебные сказки…
Из-за огромной востребованности Рэкхем был вынужден выбирать между заказами — и так он взялся рисовать «Сон в летнюю ночь» и не взялся — первое издание повести Кэннета Грэма «Ветер в ивах» (хотя иллюстрации к этому произведению у Рэкхема всё-таки есть: он взялся за эти рисунки в 1936 и закончил их в 1939, и умер вскоре после того, как завершил последнюю иллюстрацию).
Искусствоведы считают, что именно Рэкхем так исчерпывающе проработал и вообще ввёл в иллюстраторский сказочный обиход тему дендроморфов — деревьев, наделённых человеческими чертами. Рэкхемовские мотивы в упрощённом варианте обнаруживаются в старых фильмах Диснея: без тончайшей филиграни линий, но силуэты-очертания узнаваемые.
А теперь берём и забываем весь набор произведений, проиллюстрированных Рэкхемом, потому что в Таро Рэкхема и в руководстве к нему никаких отсылов к сюжетам и атрибуций с текстами снова нет (как это было и в Таро Бауэра).
Есть подборка иллюстраций as is, соотнесение картинок с арканами.
И в случае с Таро Рэкхема — на мой взгляд — куда более удачное и однородное в стилевом отношении, чем это получилось у Авваллон-ЛоСкарабео с Бауэром.
Вообще насколько я ждала Бауэра и насколько споткнулась на нём, взяв в руки, настолько я не ждала Рэкхема и настолько порадовалась ему (-:
Колода — нежный шёлк пастельных тонов (это спасибо Рэкхему и Эдит Старки, которая…, см. выше, и издательству — за соблюдение этой палево-охристой гаммы работ при цветопередаче).
Пространство иллюстраций Рэкхема (и, соответственно, пространство сделанной «из него» колоды) вообще очень а) природное и б) тканевое, полотнищевое. И присутствие ткани как полога, покрова для наготы, для тела, для натурального — это красивая метафора «тайной настоящей жизни» (привет викторианской эпохе, которая породила эти художества и интерес к тому, что «под покровом»).
И это одна из хороших, рабочих и качественных метафор для любой работы с картами как инструментом исследования себя и своей «подпокровной» реальности.
Про колоду. Сила 8-я, Правосудие 11-е, при дворе Пажи, Рыцари, Королевы и Короли, карты без надписей — только с номерами (латинские цифры для старших арканов и арабские для рангов младших плюс символы мастей; символ ранга и символ масти — для придворных карт). Масти тоже вполне классические — кубки, мечи, пентакли, жезлы.
Как я уже писала выше, в руководстве к колоде нет никаких упоминаний о принадлежности иллюстраций к определённым сюжетам. Таким образом проработка колоды обещает быть, как и в случае с Бауэром, увлекательным и требующим усидчивости квестом: отыскать галереи работ иллюстратора, да такие, чтобы к этим работам были подписи — к какому произведению, повести или сказке, это было нарисовано, а потом ещё и соотносить сюжеты произведений с изображениями — разбираться, какие герои и в какой момент их истории нарисованы именно на этой картинке, а потом прикручивать это всё к значению аркана, к которому авторы колоды приставили этот рисунок… В общем, можно. И, честно говоря, мне трудно абсолютно абстрагироваться от того, что эти рисунки иллюстрируют некие сюжеты, а не являются «вещами в себе». И по опыту подобной работы с Бауэром — иногда, когда докопаешься до атрибутированного сюжета, то кажется, что он не лучшим образом подходит к аркану.
(Вот например: на Семёрке Жезлов изображена сценка из сказки братьев Гримм «Храбрый портняжка», где собственно главный герой демонстрирует великану свою силу, сжимая в руке кусок сыра «так, что из него потёк сок»; туповатый великан, думая, что этот шибздик так обращается с обычным камнем, приходит в посрамление, а в смысле аркана получается, что это как бы и не совсем Семёрка Жезлов. Это могло бы быть похоже на Семёрку Мечей, но к этому аркану в МБК обнаружилась несколько неожиданная для меня трактовка, так что смотрите, как я решила, в следующем абзаце)))
Абстрагироваться от трудно, но я решила это сделать и стараюсь как могу. Я решила «побыть проще»: относиться к иллюстрациям просто как к иллюстрациям, не устраивая этих книжных экспедиций. Делать вид, что я «не узнаю» тут никакие сюжеты, а вижу только изображение и знаю смыслы и идеи арканов (хотя Кая с Гердой, сидящих на крыше и любующихся своими розами в горшках, на 6 Кубков трудно не узнать совсем, даже если сознательно ставить себе такую задачу — не узнавать; так же трудно «не узнать» и ящик Пандоры на первом аркане и на 4 Пентаклей, и Посейдона в Короле Кубков, и кой-какие ещё греческие и германские сюжеты)))
И отдельная тема, от которой я не могу отвязаться, — это арканы, проиллюстрированные рисунками к повести «Питер Пэн в Кенсингтонском саду». В русскоязычном пространстве внимание к творчеству Джеймса Мэтью Барри оказалось сосредоточенным на других повестях о вечном мальчике, а эта была первой и описывала раннее детство Питера Пэна и вообще его историю. В семидневном возрасте этот мальчик улетел к феям, в те самые Кенсингтонские сады. Подразумевается, что в младенце есть и человеческое, и птичье, и всякий младенец только и мечтает о том, как бы половчее улететь в форточку. Питер Пэн и улетел — к птичкам и феечкам. Он потом возвращался к своему дому и заглядывал в окна, и в первый раз форточка была открыта — он мог снова занять своё место среди людей, но не захотел или побоялся открыться; а на второй раз форточка была закрыта, и в окно он увидел свою маму с другим малышом. Я нашла текст и почитала, и женщины-мамы, полагаю, поймут, как меня передёрнуло и замурашило на этом месте. Такой откровенный привет из Нави в сказочном пересказе. Поэтому, как только я вижу на карте младенца, — как правило, это и будет иллюстрация к Питеру Пэну (кроме Двойки Кубков, которая из «Ундины»), — в голове включается эта история, светлая, печальная и трагичная до мороза по кожице. И полагаю, что линейка арканов, относящихся к этому произведению, может, появляясь в раскладах, выдавать очень пронзительную информацию. Необязательно об утраченных детях — не всегда карты так прямолинейны, но какова метафора: юная душа, которая еле держится за этот мир и на определённом этапе может как «заземлиться», так и «улететь». Сказка, а насколько скорбная, вот чисто по-женски. (Чтобы развеяться и не сопереживать излишне, особенно если есть к тому личные причины и нет в настоящий момент ресурса на работу с этим, можно, конечно, «перетрактовать» этот сюжет вечного ребёнка в другом ключе — Юнг с его пуэром и пуэллой в помощь, да и тема Внутреннего Ребёнка туда же, а можно просто рассматривать этого малыша как персонификацию открытости, естественности, незамутнённости и счастливого состояния души.)
Но боги-дети-женщины, на этих картах я вздыхаю, светло скорблю и признаю красоту мира, несмотря ни на что — даже на человеческие переживания и страсти в горестных обстоятельствах и болезненность опыта.
Так, всё, поклон Питеру Пэну и его вечному детству.
Что бы там ни было с сюжетами, всё-таки Таро Рэкхема не хочется переименовывать в оракул, как это было с Таро Бауэра. Всё-таки подборка иллюстраций выглядит более корректной и адекватной самим арканам: они более узнаваемые.
В Таро Рэкхема, как и в Таро Бауэра, есть отредактированные иллюстрации. Например, на 9 Мечей в оригинальном изображении присутствует ещё один персонаж (на которого и смотрит героиня рисунка; а если его убрать, как это сделано на карте, действительно выходит практически классика 9 Мечей — «я проснулась посреди ночи от кошмара и теперь не могу уснуть»). Отшельник на оригинальной иллюстрации — это «бедняк», который «вывел королевну за руку из замка, и пошли они скитаться по белу свету» (сказка братьев Гримм про короля Дроздоборода, он же Дроздовик; в каком-то смысле — да, отшельник… или…)))
И тем не менее — колода нереально красивая. Здесь невероятные 20 и 21 арканы — Суд (совсем не Страшный, а какой-то… оберегающий и заботливый) и Мир, приносящие в сердце всю полноту восхищения красотой, изображённой человеческими руками.
Грандиозные и очень удачно монтирующиеся друг с другом (по крайней мере, у меня это так))) Влюблённые и Смерть.
И что мне нравится — феечки феечками, но в колоде есть выраженное разнообразие персонажей. Сказкам братьев Гримм мы обязаны появлением шикарных старух, а какая мощная нордическая эстетика прошибает с «вагнеровских» арканов, просто ой.
В целом эстетически колода — очень хороша.
Что ещё по Рэкхему есть в смысле карт.
В прошлом году Аввалон-ЛоСкарабео выпустил «Оракул фей» «по Рэкхему» (автор — Джейми Элфорд). Это колода из 36 карт, и можно было бы заподозрить какую-то «ленорманистость», но её нет — значения карт, заданные автором не соотносятся с системой, введённой французской сибиллой в мантический обиход. Повторы иллюстраций есть; колода большого, скорее, открыточного формата. Удобно ли использовать Таро Рэкхема и оракул фей как «рабочую пару» — не знаю (в принципе мало практикую такое «спаривание»), но мне кажется, что не очень: и из-за повторов, и из-за разницы форматов карт. Карты этого оракула пронумерованы, за значениями придётся лазать в книжечку (где русскоязычная версия трактовок, по ЛоСкарабеевской традиции, усечённая по сравнению с англоязычной).
И есть ещё тот самый, прекрасный и трудно добываемый, оракул Рэкхема от Ducksoup – колода, выполненная «под Таро», и по формату карт, и по их количеству (в этом оракуле карт 78). Повторов иллюстраций — на удивление — немного (всё-таки Рэкхем был удивительно плодовитым иллюстратором). И в работу этот оракул взять в каком-то смысле проще (если добудете 🙂 — значение карты (ключевое слово) с краткой расшифровкой помещено прямо на картах, отдельного руководства к колоде нет. Опять-таки, объединять эту колоду с Таро Рэкхема не вижу большого смысла — целесообразнее использовать как отдельные, самостоятельные и самодостаточные инструменты.
Общее впечатление от всех колод — одно: чистая красота, как чистой воды попила, местами с фейской инфернальщиной и жутью.
Очень располагает к глубокой и вдумчивой работе с собственными фейскими лесами и разведке из географии на просторах внутренней реальности.
И я совершенно обомлела, когда, чтобы завести разговор с колодой — я имею в виду «новенькую», Таро Рэкхема — вытащила три карты «про себя и про сейчас». Так навылет чётко, что просто восторг (ситуация, которую эти карты описывают, глубоко личного характера и связана с моей нынешней внутренней психотерапевтической работой, так что про «чёткость навылет» прошу поверить на слово, без фактологических пруфов)))
Очень красиво.
И всё-таки про книжки (даже если ничего ни с чем не соотносить, чтение я считаю крайне воодушевляющим и полезным занятием). В колоду вошли иллюстрации к произведениям следующих авторов:
— сказки братьев Гримм (книги с их сказками и с иллюстрациями Рэкхема к ним были выпущены издательским домом Мещерякова — сборники «Гензель и Гретель» и «Шиповничек»; это издательство наиболее последовательно в издании текстов с иллюстрациями этого художника, у него даже серия есть — «Миры Артура Рэкхема»).
— «Ундина» Фридриха де ла Мотт Фуке (текст тут: http://lib.ru/INOOLD/FUKE/fouque1_1.txt, книга с иллюстрациями Рэкхема издана издательским домом Мещерякова в серии «Малая книга с историей»).
— «Питер Пэн в Кенсингтонском саду» Джеймса Мэтью Барри (текст: https://azbyka.ru/fiction/piter-pen-v-kensingtonskom-sadu/, издана в серии «Малая книга с историей»).
— «Рип Ван Винкль» Вашингтона Ирвинга (входит вместе с его же «Легендой о сонной лощине» и «Бурей» Шекспира в книгу с иллюстрациями Рэкхема, изданную издательством «Книговек» в серии «Мастера книжной иллюстрации»).
— сказки Шарля Перро («Золушка», «Спящая красавица» и «Книга чудес» Натаниэля Готорна, являющаяся своеобычным переложением мифов Древней Греции, входят в одну книгу издательства «Книговек», серия «Мастера книжной иллюстрации»).
— «Ветер в ивах» Кэннета Грэма.
— английские сказки (также ИД Мещерякова).
— басни Эзопа (не нашла книжкой).
Где и как найти книгу «по Вагнеру» (с валькириями, золотом Рейна и нибелунгами), и есть ли она вообще, я не поняла.
А вот шикарные иллюстрации Рэкхема к «Приключениям Алисы в Стране чудес» Льюиса Кэрролла, насколько я увидела, в колоду не попали — надо полагать, потому, что это слишком особенное пространство (-: (а книжка также издана ИД Мещерякова в серии «Малая книга с историей»).
Упоминаемая «Книга фей» Рэкхема в русском издании мной не обнаружена, поэтому сказать об этом ничего не могу.
Текст, фото: © Ольга Бахтина
Колоды: Таро Рэкхема (Аваллон-ЛоСкарабео, 2019), Оракул фей (Аваллон-ЛоСкарабео, 2018), Arthur Rackham Oracle (Ducksoup Productons).
